90-е годы XX века стали для нашей страны временем, когда одни выживали, а другие занимались первоначальным накоплением капитала. Сейчас ситуация несколько иная: наступила более стабильная жизнь, когда все работают на измор, но уже имеют время задать себе вопрос: «А зачем я это делаю?»

Деятельность, понятная в каждом отдельном своем фрагменте – я зарабатываю на еду и одежду, на образование ребенку, на отпуск, ремонт квартиры –иногда стала осознаваться в целом как недостаточная, пустая.

Как помочь людям, переживающим отсутствие смысла в жизни? Об этом мы решили побеседовать со специалистом, работающим в русле экзистенциальной психологии. На наши вопросы любезно согласилась ответить Ирина Александровна Ларина – доцент Московского института экономики, политики и права, член совета директоров Института экзистенциально-аналитической психологии и психотерапии (ИЭАПП).

Однако наша беседа, начавшись с частной проблемы, постепенно стала охватывать все более и более широкий круг вопросов, касающихся жизни каждого из нас...

- Ирина Александровна, как же быть людям, ощутившим, что их жизнь не имеет смысла?

- Поиск смысла жизни – истинно человеческая проблема. Если человек задается  вопросом о смысле – значит, он ищет себя и свое место в жизни.

Виктор Франкл, создатель экзистенциального анализа и логотерапии, парадоксально ставил вопрос о смысле жизни: «Не человек спрашивает о смысле своей жизни, а жизнь запрашивает человека о смысле его жизни».

- Почему он поворачивал вопрос таким образом?

- Потому что нет общего смысла для всех людей. Жизнь настолько разная, многоаспектная, что в ней можно реализовать очень разные смыслы. И человек должен сам найти ответ, в чем смысл его жизни. Надо сказать, что молодежь задает нам, преподавателям, такие вопросы. И мы так же, как Франкл, спрашиваем их: «А в чем вы сами видите смысл своей жизни в данный момент?»

Ученик Франкла Альфрид Лэнгле говорит о том, что мы можем обнаружить смысл, если будем смотреть на то, что важно для нас сейчас. И в одной и той же ситуации разные люди могут обнаружить для себя разные смыслы. Например, в прослушивании какой-то лекции студенты найдут разный смысл. Кто-то может сказать, что для него эта лекция важна, потому что он хочет получить знания по данному вопросу, и смысл сегодняшнего дня – пойти на эту лекцию. А для другого эта лекция хотя и интересна, но имеет меньший смысл, потому что у него есть другая ценность, которая сейчас запрашивает его гораздо активнее: ему необходимо уехать к родителям или остаться дома с больным ребенком. А может быть, кто-то значимый для него сегодня отмечает день рождения или юбилей.

Каждый из нас взвешивает свои ценности в данный момент времени и спрашивает себя: «Каков смысл этого часа?»

Я хочу на лекцию и в то же время понимаю, что моему ребенку важно, чтобы я была рядом с ним, если он нездоров. И мои ценности конкурируют друг с другом. Поэтому бывает трудно сделать выбор. Кто-то может сказать: «Нет ничего более ценного, чем самочувствие ребенка». И как бы ни хотел идти на лекцию, сделает выбор в пользу ребенка. А другой скажет: «Ребенок не очень здоров, но рядом с ним будут папа или бабушка, которых он очень любит. И вообще говоря, один вечер он вполне обойдется без меня». И сделает выбор в пользу лекции.

- Человек может не иметь общего смысла жизни?

- Действительно, нас приучили, что должен быть глобальный, общий смысл. Люди, которые этот смысл обнаруживают, конечно, есть. Например, Даниил Гранин написал  книгу «Эта странная жизнь» про знаменитого биолога, человека энциклопедических знаний А.А. Любищева. Еще в юности Любищев осознал, что биология для него – самый важный предмет, и понял, что ему нужны очень большие знания, чтобы создать в ней что-то ценное. И уже в 17 лет он составил план изучения различных наук на годы вперед.  Я думаю, что он был открыт своим интересам, своим ценностям и поэтому в юном возрасте смог сформулировать смысл всей своей жизни.

Мы можем найти и другие примеры, когда человек имел общий смысл жизни. Сам Франкл говорил, что обнаружил свой смысл в том, чтобы говорить, думать и писать о смысле: «Смысл моей жизни в том, чтобы искать смысл, помогать людям искать смысл».

Важно, чтобы люди приходили к смыслу своей жизни, обнаруживая его в  конкретном часе, конкретном дне.

-                     Что же нам помогает выжить в сложных жизненных обстоятельствах – во время общественных катаклизмов, войн, революций или смуты?

- Обстоятельства, которые вы перечислили, - это ситуация выживания. На грани выживания у большинства людей, как правило, вопрос о смысле жизни не возникает, потому что смысл заключается в том, чтобы выжить. В то же время не все так однозначно. В своей знаменитой работе «Психолог в концентрационном лагере» Франкл отмечал, что люди в предельных условиях выживания очень по-разному себя ведут, и их поведение зависит от того, есть у них смысл жизни или нет. В лагере случались попытки самоубийства, потому что людей низводили на уровень ниже их самоуважения. Но если было для чего жить, то они это выдерживали.

У самого В. Франкла было три смысла, которые позволили ему выжить. Он очень хотел встретить свою семью, опубликовать свою работу «Доктор и душа». Кроме того, он был верующим человеком и рассматривал свое страдание как часть испытаний, ниспосланных Богом. Франкл веровал, что страдание имеет смысл, который он не может понять.

- Если у человека есть смысл, ему легче пережить личные кризисы и общественные катаклизмы?

- Да. Поэтому в 90-е годы людям, у которых была семья, тяжелее, конечно,  приходилось в физическом отношении, но в нравственном было легче, они держались  прочнее, так как хорошо понимали, ради кого так много работают, ради кого стоит жить несмотря ни на что.

Так же как если один из супругов умирает, и остаются маленькие дети, то пережить это тяжко, но все-таки сделать это удается благодаря тому, что есть смысл – поднять детей. Если их нет, нет любимой работы или человека, который в тебе нуждается, то пережить потерю близкого человека гораздо сложнее.

- От чего зависит, что один человек находит смысл, а другой нет?

- На самом деле каждый человек может в какой-то момент жизни утратить смысл или обрести его. Труднее найти смысл жизни тем, кто испытывает сильные страхи, кто не чувствует ценности жизни, кто не принимает самого себя. Цель экзистенциального анализа - помочь человеку в обретении смысла.

- Что нужно человеку для обретения смысла?

- Необходимо установление отношений – с самим собой и с миром. Когда я говорю, что устанавливаю отношения с самим собой, это значит, что я чувствую себя, открыта по отношению к тому, что переживаю. Мои чувства дают мне знать, что мне нравится, что не нравится. Так я могу обнаружить во внешнем мире то, что мне подходит. С другой стороны, недостаточно только диалога с самим собой. Необходим диалог с миром. Человек, открытый миру, может видеть, где мир нуждается в нем, где он будет особенно уместен – с его способностями, биографией, талантами, профессиональной подготовкой. Где он может принести наибольшую пользу. И такое сочетание: «мне это подходит, мне это нравится» и «это необходимо другим людям» – может дать обнаружение смысла.

- Как экзистенциальный анализ помогает человеку, который не в силах найти свое место в мире?

- Это очень важный вопрос, потому что когда В. Франкл писал работы по экзистенциальному анализу и логотерапии, он считал, что находить смысл умеет каждый человек. А Альфрид Лэнгле в своей практике и практике других психотерапевтов видел, что не каждый из нас может прийти к смыслу. И объяснил, почему.

- Что же необходимо для того, чтобы прийти к смыслу?

- Человек может прийти к смыслу при некоторых условиях. Лэнгле назвал эти условия «фундаментальными мотивациями». Во-первых, у человека должно быть чувство, что он может быть в этом мире. Если у него есть ощущение, что он нигде не нужен, его все время выпихивают с любого места, где он оказывается, его не принимают, не любят, тогда он не может обнаружить смысла. Потому что он занят вопросом: МОГУ ЛИ Я ВООБЩЕ БЫТЬ В ЭТОМ МИРЕ?

Для того чтобы возникло чувство нужности, человеку необходимы опора и защита. А еще у него должно быть пространство в этом мире.

- Что Вы имеете в виду?

-  Речь идет о месте в доме, которым человек может распоряжаться. Когда ребенок  рождается, ему готовят кроватку и укладывают в нее. А если его перекладывают с места на место, то это для него нехорошо. У него должно быть свое место в пространстве. Когда он становится школьником, ему нужна кровать, столик, стул. Когда он становится старше, будет замечательно, если семья найдет возможность выделить ему отдельную комнату. Если такой возможности нет, пусть будет шкаф, полка.

Если ребенок получает личное пространство, он чувствует, что родители его принимают. Тогда это пространство становится частью его внутреннего мира, и он сам в себе несет это пространство. Общение с таким человеком оставляет чувство, что он дает пространство другим.

-                     То есть речь идет не обязательно о физически большом пространстве.  Главное, чтобы оно было и воспринималось как свое? Потому что нельзя же считать большим пространством закуточек в коммунальной квартире, который имели советские люди в 20-50-е годы?

- Могут быть разные ситуации. В той же коммунальной комнате  ребенок мог иметь какой-то сундучок, куда он приносил и складывал свои сокровища – ракушки, камушки, рогатку. И может быть иная ситуация, когда в роскошной квартире ребенку не позволяют ничего приносить с улицы. Места много, все натерто, блестит, но нет уголка, которым ребенок может распоряжаться по своему усмотрению. Сундучок ли это будет, комната или целая усадьба – неважно, но такое личное пространство должно быть.

- Окружающие должны уважать его право иметь собственное пространство...

-                    Да. Известно, что эта полка Миши или Маши, и никто больше туда свои вещи не ставит.

-                    А как быть, если молодые люди живут в общежитии или в казарме?

- В казарме, конечно, другая ситуация. Здесь тумбочка просматривается, свою картинку на стену не повесишь. Это ситуация общежития, достаточно суровая, с некоторым голоданием по возможности иметь свое место. Но если человек имел пространство в прошлом, то может это выдержать. Он знает, что снова обретет его в будущем, что будет находиться в армии или в общежитии ограниченное время.

Если есть в этом мире пространство, опора и защита, то у человека возникает чувство: в этом мире я могу быть!

Тогда он может задаться другим вопросом: для меня есть место, я могу здесь быть, а ХОРОШО ЛИ ЗДЕСЬ, В ЭТОМ МИРЕ?

- Что нужно человеку для того, чтобы ему нравился мир, в котором он живет?

- Иногда бывает так, что человеку дали место, а с ним никто не общается. И он чувствует себя одиноким, брошенным. И во дворце такое может случиться, если нет теплоты отношений с людьми, с природой, с животными, с искусством. Если отношения сложились – становится важной степень близости этих отношений, нужно иметь время для них. Ребенку не говорят: «Так, быстренько, сели, поели, встали, пошли». С ним разговаривают, его спрашивают: «Как у тебя идут дела в школе? Как ты сам к этому относишься?». Человеку высказывают свои чувства, его приветствуют – для этого нужно время. Передать свои чувства другому трудно на бегу.

Если с ребенком говорят, им интересуются, если он ощущает теплоту отношений, тогда формируется привязанность к матери, к близким, а через это – к остальному миру. Так постепенно человек строит отношения со всем миром.

Почему так страдают одинокие пенсионеры? У них может быть и смысл, который они несли всю жизнь, но если не с кем поделиться, то они чувствуют холод и одиночество.  Смысл утрачивается. Человек может сказать: зачем мне это, если у меня нет отношений? Зачем мне богатство, если некому сделать подарок?

- Благодаря близким людям человек привязывается к жизни, у него появляется интерес к ней?

- Да, и он говорит себе: «Мне нравится жизнь, мне нравится жить».

Если человек чувствует, что ему хорошо в мире, тогда он может посмотреть на себя. Место есть, отношения нравятся, и теперь он спрашивает себя: «МОГУ ЛИ Я БЫТЬ ТАКИМ, КАКОЙ Я ЕСТЬ? ПРИНИМАЮТ ЛИ МЕНЯ В МОЕЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ? С моими способностями, с моей внешностью, с моими навыками?» Или говорят ему: «Не выпендривайся», «будь таким как все».

- Но индивидуальность бывает не всегда хороша...

- Если у человека очень высокий уровень агрессивности, раздражительности, окружающие говорят ему, что им не нравятся такие его особенности. Это справедливо. И человек, если он хочет иметь отношения с людьми, может согласиться: «Да, это не очень хорошо». И постараться что-то изменить.

Но есть такие черты, которые человек видит и ценит в себе, а другие не принимают.

Допустим, в семье растут двое детей – один тихий, послушный, а другой умный, яркий, может быть, даже драчливый. И если в семье принято говорить: «Какой ты нехороший, беспокойный, шумный. Посмотри на брата, он такой славный, а ты!» Тут уже многое зависит от его нервной системы, тут уже среда и биология столкнутся. Он может потерять уверенность в себе, если его будут слишком подавлять. А может случиться обратное: ребенок станет отстаивать свое право быть самим собой, будет доказывать, что он лучше брата.

А если родители признают ценность и того, и другого ребенка, тогда они научат детей ценить друг друга и дадут возможность развиваться обоим. Для этого им надо согласиться с тем, что старший, действительно, у них активный, яркий, ему все по плечу, он ничего не боится, а младший лиричный, тонко чувствующий – принять обоих детей в их своеобразии.

- Ирина Александровна, какие еще ошибки делают родители?

- Часто в семьях не принимают негативные чувства, когда дети бывают непослушными, злыми. Запрет на негативные чувства искажает развитие человека. Ему приходится их прятать. А что это означает? Ребенок перестает чувствовать себя. Если он  испытывает гнев, но ему не разрешают его выражать, то он перестает обращать внимание на чувство гнева. Бывает, что в доме живет тяжело больной человек, и ребенку запрещают от души выражать свои чувства, радоваться по-настоящему. Тогда он перестает обращать внимание на чувство радости.

А если он не чувствует свои чувства, то начинает отдаляться от самого себя.

- И к чему это приводит?

- Человек не может понять, что для него важно, а что нет. Поэтому у него затруднен доступ к пониманию себя, к нахождению смысла.

- Окружающие должны признавать право человека иметь свои особенности, предпочтения, ценности?

- Каждый из нас уникален. У каждого есть индивидуальные особенности. Свои привычки, пищевые пристрастия. Один любит кашу с маслом, другой с молоком.

Чтобы человек мог сказать, что он может быть таким, какой есть, - его должны оценивать по справедливости. Представьте себе семью, в которой двое детей, и у одного из них проблемы со здоровьем. Из-за этого он учится хуже. И тогда было бы правильно оценивать успехи детей по справедливости. Для здорового ребенка нормально получать «четверки» и «пятерки», а для больного и «тройка» может стать большим достижением. И несправедливо говорить: «Вот, посмотри, твой брат учится на одни пятерки, а у тебя тройки».

И когда у человека возникает чувство, что он может быть самим собой, тогда он задается вопросом: А ГДЕ ЖЕ МОЕ МЕСТО В ЭТОМ МИРЕ?

- Появляется желание подумать о смысле жизни?

- Да, это вопрос о смысле. Виктор Франкл считал, что стремление к смыслу - главная мотивация человека, а Альфрид Лэнгле добавил, что человек может обрести свой смысл тогда, когда в достаточной мере исполнены три условия, о которых мы говорили выше.

- Что же такое «человек» с точки зрения экзистенциального анализа?

- Виктор Франкл рассматривал человека в его целостности. Он как-то сказал: «Человек – это тот, кто удерживает в своих руках три реальности: телесную, психодинамику (это наши желания и потребности) и духовное. До Франкла в психологии духовным не занимались, считали, что это прерогатива религии. Но Франкл сказал: человек – это и смысл тоже. Он понимал духовность как способность занимать позицию, принимать решение.

Альфрид Лэнгле углубил понимание человека. Он говорит: «С кем мы вступаем в диалог, когда спрашиваем себя: “Мне это нравится?” Я задаю вопрос себе. Кто же отвечает мне из глубины?».

В нас есть глубинное, самое интимное наше «Я».

Допустим, человек ненароком причинил мне душевную боль, а я среагировала по максимуму и обидела его. Тогда я могу принять решение извиниться, прийти и сказать: «Мне жаль, что так получилось. Я не хотела». С точки зрения духовной я недовольна собой. И вступаю в диалог с другим человеком.

Человек – это тот, кто находится в диалоге с миром и с самим собой в своей глубине.

- В связи с этим возникает вопрос о психологической защите. Существует ли в экзистенциальном анализе свое представление о защитных механизмах человека и какова их роль в жизни людей?

- В экзистенциальном анализе существует развитое представление о защитных реакциях, которыми реагирует наша психодинамика. Защитные реакции психики спасают человека в трудной ситуации, когда есть угроза утраты ценности. Возьмем такой пример: меня несправедливо обвинили. Это трудно выдержать, и на помощь приходит психодинамика, которая вводит в действие защитные реакции. Они могут быть разными: это и бегство (человек уходит, хлопает дверью: «Ах, так, я не буду с вами разговаривать!»), и «активизм» (человек начинает суетиться, много говорить, что-то делать, но не по существу). Если человек не может убежать, уйти из ситуации, и бесцельная активность ему не помогает, тогда на помощь приходит агрессия. Это защитная реакция, которая «расчищает» человеку место. С помощью агрессии он либо парализует другого, либо показывает, что тоже способен нападать. А если и агрессия не помогла, тогда наступает «мнимая смерть»: апатия, замирание, полное безразличие («Я сделал все, что мог – ничто не помогло»). Тогда ругай – не ругай, ему все равно, все безразлично. Физические и психические силы уже исчерпаны. Это последняя защитная реакция, которая удерживает психику человека в здоровом состоянии перед переходом к патологии. Если и эта реакция не помогает, и нападающий не отстает, продолжает травмировать его, то возможен уход в патологические реакции – к неврозам и психозам.

- Мне кажется, в последней стадии защитной реакции находятся наши бомжи. У них такая апатия по отношению к остальным людям, будто они отгорожены от мира невидимой стеной.

- Возможно, что и так. Когда человек в подобном состоянии, то даже агрессии нет – она требует энергии.

На этом, кстати, основывается технология работы психолога-консультанта и психотерапевта, потому что в зависимости от того, какое чувство испытывает человек, мы можем понять глубину пережитой им травмы. Если говорит: «Я хочу убежать» – это еще очень хорошая защита. Человек просто не хочет на ситуацию смотреть, желает сберечь себя как духовное существо. Если он говорит, что испытывает ярость, гнев – значит, у него еще есть силы, а если безразличие – значит, он подошел к очень опасному порогу.

- Ирина Александровна, как быть человеку, у которого вся жизнь занята долженствованиями? У него нет возможности заниматься тем, чем ему хочется...

- В этом случае человек не прикасается к своим собственным ценностям. Это большая проблема на самом деле. Особенно среди людей старшего поколения: они не понимают, что значит «нравится». Им задаешь вопрос: «А ваша работа вам нравится?» Они отвечают: «Я не понимаю, что значит “нравится”. Я знаю – надо. Если я не буду работать, не смогу заработать на хлеб своей семье». А если человек делает только то, что надо, и не соприкасается со своими ценностями, он не чувствует себя, значит, в какой-то момент он обязательно сталкивается с пустотой. Он перестает чувствовать радость жизни. Он испытывает раздражение, недовольство.

- Что имеется в виду, когда говорится о пустоте?

- Пустота как отсутствие чувств. Там, где должны быть чувства, их нет.

- Может быть, нужно научиться отдыхать, делать то, что нравится?

- Совершенно верно. Мы спрашиваем человека: «Вы не чувствуете, что вам нравится, но как вы думаете, что бы вам могло понравиться?» И он вспоминает: «Когда-то в детстве мне нравилось собирать марки». Или: «Когда-то в детстве у меня была собака, я ее очень любил». Таким образом, человек может заново пережить это чувство «нравится» и установить более тесную связь с самим собой. Тогда он, может быть, решит, что ему будет хорошо, если он заведет домашнее животное.

С одной стороны, такой человек не проживает свою жизнь, а с другой стороны,  очень легко подвергается манипуляциям. Потому что у него нет чувства своего, и он охотно присоединяется к кому-то, кто убедителен или требователен. А тот человек, у которого есть контакт с самим собой, в ситуации, когда им пытаются манипулировать,  может спросить себя: «А почему надо это делать? Мне, например, не надо. И моему ребенку, я вижу, не надо. Кому это надо?»

Таким человеком тяжелее манипулировать, потому что он имеет критерий – собственные чувства, он может их отстаивать, он может противостоять чужому давлению. А если собственного критерия нет, тогда человек падок на то, что говорят авторитеты. Идет за тем, кто указывает ему.

-                    То есть надо помогать человеку установить контакт с самим собой?

- Важно, чтобы человек вел диалог с самим собой. Если он спрашивает себя, хорошо ли ему, не устал ли он, то может почувствовать свое состояние. Например, он чувствует: «Да, я устал». И тогда имеет право сказать: «Давайте сделаем перерыв» или: «Я не хотел бы брать дополнительную нагрузку, пусть кто-то другой сделает эту работу». А если у него нет доступа к своим чувствам, то он несет груз до тех пор, пока не свалится с ног от переутомления или болезни.

К сожалению, сейчас многие люди, которые активно трудятся, находятся в такой ситуации. Потому что собственный бизнес, хорошо оплачиваемая работа требуют большой самоотдачи. И не потерять себя может тот, кто будет в диалоге с собой. Сделает перерыв, чтобы почувствовать свое «нравится» - например, выпьет чаю, кофе, выйдет на балкон подышать свежим воздухом, чтобы восстановить контакт с самим собой. Но иногда бизнес требует полной отдачи в течение долгого времени. Контакт со своими чувствами, своим телом утрачивается. Тогда болезнь напоминает человеку: «Обрати внимание на самого себя!»

Если мы не обращаем внимания на свои чувства, психологические проблемы переходят на уровень телесный. Поэтому так важно заниматься собой – заниматься спортом, посещать места, в которых ты чувствуешь себя лучше, более живым.

- Какова цель экзистенциального аналитика?

- Помочь человеку прийти к четырем «да»: чтобы он сказал «да» миру, «да» жизни, «да» самому себе и «да» смыслу, который обнаруживает в жизни. С помощью экзистенциального анализа мы можем помочь человеку прийти к внутреннему согласию.

- То есть принять все – и себя, и мир?

- Достичь внутреннего согласия – значит фактически совершить духовное рождение. Еще немецкий экзистенциальный философ М. Хайдеггер говорил: «Когда мы рождаемся, нас никто не спрашивает, хотим мы быть или нет». Никто не спрашивает нашего согласия, в какой стране мы хотим родиться, мальчиком или девочкой, темненькими или светленькими. Это акт по отношению к нам, это не наша воля. Но когда мы начинаем жить, развиваться, то принятие окружающего мира может стать актом нашей воли.

Может быть и так, что человек не принимает этот мир, проживает негативные фундаментальные ценности, считает, что жизнь плоха, что он сам не очень хорош. Человек проживает свою жизнь как бы «спустя рукава»: «Все равно от меня ничего не зависит...» А экзистенциальный анализ ставит человека перед вопросом: тебе это не нравится, но есть ли что-то, чему ты говоришь «да»?

- Получается, что человек порой не может прийти к внутреннему согласию?

- Он не может прийти к нему сам, если у него потерян диалог с самим собой. Если он не привык спрашивать себя: «Как мне это? Мне это нравится? Мне родители, учителя говорят, что это так, но я лично как считаю?»

Тут большая проблема. Многие люди живут без внутреннего согласия. Экзистенциальный анализ помогает принять себя, принять свою жизнь и проживать ее достойно.

Некоторые говорят: «Эта жизнь мне не подходит».

Она несправедлива – да, это так. Она некрасива – да, это так. Но может быть, есть что-то ценное для тебя, и ты можешь что-то хорошее сделать в этой ситуации, в реальном времени, в котором находишься.

Какую ценность, которая для тебя важна, ты мог бы защитить? Или развить? Где ты можешь себя проявить? И что помогает тебе выдерживать твою боль? Потому что она тоже часть твоей жизни.

Надо вести подлинный диалог с реальным миром. Если это правда, то на правду можно опереться. Даже если она горька.

Интервью провела Ольга Жигарькова

 «Психологическая газета: Мы и Мир» (№12[136]2007)