|
Рушится система
глобального управления миром, названная в свое время Папой Павлом VI
«денежным империализмом». Этому процессу активно способствует
сопротивление глобализму со стороны государств, экономики которых
организованы по национальному типу. Приверженность традиционным формам
организации жизни людей называют в либеральных СМИ «национализмом».
Народы таких государств, несмотря на мощнейшее давление США и курируемых
ими государственных образований, стремятся к сохранению глубинного
психологического образования – своей национальной самоидентификации.
Самоидентификация
здесь выступает как механизм, через который реализуется сопротивление
глобализму. И американцам не помогают ни «умные» бомбы, ни радиоактивные
снаряды, ни традиционный для американской политики подкуп национальных
элит. Национальное чувство, словно алмазное ядро, закаляется под этим
гнетом: чем выше давление, тем сплоченнее народ. О процессах,
происходящих в современном глобальном пространстве, мировой политике и
экономике, мы попросили рассказать доктора исторических наук, доктора
богословия, в прошлом сотрудника Внешней разведки Станислава Ивановича
КОРОЛЕВА.
«В 1960-е годы собирался
21-й Собор Римско-католической Церкви, где в разных комиссиях работало
свыше трех тысяч епископов и генеральных настоятелей монашеских орденов
и конгрегаций, которые должны были решить, как развивать дальше
католицизм, – рассказывает С.И. Королев. – После Собора Павлом VI была
написана энциклика, в которой, в частности, он дал оценку либерализму.
“Этот необузданный либерализм прокладывает путь для конкретного типа
тирании,.. она приводит к международному империализму денег”. Церковь
поддерживает эту систему, потому что религия не может не поддерживать
власть. Но, тем не менее, символично уже то, что на этом Ватиканском
Соборе прозвучала мысль, что денежный империализм изживает себя и должен
уступить место какому-то другому способу управления обществом. К
сожалению, единства мнений по вопросу устройства глобального мира
сегодня нет даже в пределах христианской Церкви. Католическая элита
осуждает самостоятельную роль денег как товара, а протестантизм даже
время измеряет в валютах главных эмитентов. Эмиссия английских фунтов и
американских долларов остается в частных руках ростовщиков, которые не
могут идеологически защитить себя иначе, чем отрицая идеологию вообще.
Денежный империализм
базируется на одном факте, на который указал еще Сталин. Деньги стали
самостоятельным товаром, а они должны оставаться элементом обмена. До
тех пор, пока роль денег как самостоятельного товара не будет
уничтожена, денежный империализм сохранится.
Система, на которой
держатся США и Западая Европа, переживает агонию, поэтому любое
упоминание о новых системах, прежде всего, о социализме, вызывает в этих
странах негативную реакцию. Движения на Востоке их пугают тем, что они
направлены в сторону социалистической идеи, через государственный
капитализм. Поэтому Запад так настроен против социализма Муаммара
Каддафи, автора «Зеленой книги», которую практически можно считать
исламским вариантом «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и
Энгельса. Их также пугает идеологическая направленность Кубы, Венесуэлы,
Ирана, Египта, Сирии.
Для того чтобы сломать
идеологическую матрицу, запущенную в интеллектуальный оборот Марксом,
еще в 1960-е годы в США крупнейший публицист Уолт Ростоу требовал
заменить слово «империализм» понятием «свободный мир», что постепенно и
произошло. Сейчас слова «империализм» и «колониализм» уже используются в
мире довольно-таки мало. Но на самом деле империализм и колониальная
система сохранились.
В Китае сейчас,
наоборот, социалистические ценности вроде бы провозглашаются, но
общество движется пока по другому руслу. Обратите внимание на интересный
момент: китайские руководители признали марксизм в качестве идеологии
при становлении нового государства – Китайской Народной Республики. Но
сейчас-то они утверждают, что марксизм – это только экономическое
учение, которое помогло их стране преодолеть застой и отсталость, и оно
не имеет связи с их национальной традицией. В то же время, китайские
лидеры проповедуют марксизм, но марксизм с китайским лицом. Это значит,
что марксизм как таковой, учение о социальной справедливости они
воспринимают, но трактуют его не так, как европейцы, а как «сяокан» –
«среднезажиточное общество», основанное на дружных семьях. По мнению
древнекитайских мыслителей, «сяокан» – это модель идеального общества.
Внутри государства должен быть порядок и экономическое развитие. Внутри
семьи ее члены не должны страдать от холода и голода.
Но можно ли говорить о
распаде системы денежного империализма, если общемирового идеала сейчас
нет?
Константин Леонтьев
считал, что до тех пор, пока в обществе не существует высокого идеала,
оно будет прозябать и никуда не пойдет. С этой идеей я совершенно
согласен. Коммунизм сегодня вроде бы где-то бродит, а социалистические
идеалы в той или иной мере в странах Европы уже реализованы, хотя сейчас
и пытаются от многого отказаться. Поэтому, поскольку нет общего идеала,
а есть засилие международных монополий, каждому народу необходимо
национализировать свои идеальные представления о будущем. При этом
национализм европейский, арабский, японский, китайский,
англо-саксонский, русский различен.
Например, Венгрия устами
своего премьер-министра В. Орбана недавно заявила о приоритете своих
национальных интересов над европейскими и какими-либо другими: “Теперь у
нас есть силы, случай и возможность, чтобы найти для Венгрии ту форму,
которая соответствует темпераменту, мировоззрению и вкусам венгров”. То,
что венгры готовы быть в первых рядах стран-революционеров, меняющих
мировой порядок, не удивительно, это соответствует их национальному
менталитету. Ведь еще в 1919 году Венгрия поднимала революцию
социалистического толка, правда, новая власть тогда продержалась только
четыре месяца.
В Румынии ищут
самоидентификацию в своем римском прошлом. Они говорят: мы –
единственные прямые наследники Римской империи и единственные, кто может
говорить от имени истории.
Чехи начинали с
богемского, а затем моравского братства – религиозной секты, возникшей в
15 веке как независимая от Ватикана Церковь. Это и есть идентификатор
истины в Чехии.
А какие идеи определяют
русское сознание? Иван Солоневич в книге “Народная монархия” писал, что
в России, конечно, такое же, как в Византии, понимание правды. Но в
нашем, русском варианте правда – это не только правда, а
правда-справедливость. И второй идентификатор собственно русскости –
богоискательство. И эти два признака необходимы и достаточны для
определения русского национального сознания во всем его культурном
объеме.
Венгр Джордж Микеш
написал несколько книг, где с юмором описал формы, в которые выливается
идентификация англичан, латиноамериканцев. Такие же, но не
юмористические идентификаторы для англичан выдвинул Ллойд Джордж и
особенно Дж. Керзон, а для немецкой нации – Гете и Бисмарк. То есть
старые европейские нации уже давно простроили себе идентификаторы.
Вопрос о национальных
идентификациях требует особого, длительного разговора, здесь я сделаю
лишь несколько замечаний. Например, англичане считают, что их главное
достоинство, отличающее от всех континентальных европейских держав,
заключается в привязанности к традиции и в самостоятельности развития
этой традиции.
Бисмарк жаловался, что
немцы очень зависят от того, что о них говорят за пределами Германии, и
поддаются чужому психологическому давлению. Кстати, то же самое можно
сказать о японцах и русских.
Французы ограничиваются
идентификаторами, которые связаны с их эмоциональностью, легкомыслием,
юмором, гурманством и тому подобным.
В Англии первый, кто
положил начало национальному государству, был Генрих VIII, помогали ему
в этом канцлеры Томас Вулси, Томас Мор и Томас Кромвель. Они создали
англиканство и единство государства Великобритании. Для того чтобы
закрепить это единство, позже пришлось отрубить голову Марии Стюарт,
поскольку она была и королевой Шотландии, и королевой Франции. В
конечном счете, государственная национальность в Великобритании
закрепилась в 17 веке, во Франции тоже в основном к началу 17 века.
Кардинал Ришелье и
другие государственники пытались найти способы создать нацию. Но в
национальное государство Франция превратилась только при Наполеоне. До
этого там были бретонцы, гасконцы – кто угодно, но население страны не
ощущало себя единой французской нацией.
А в России
государственность и русская идентификация установилась после Куликовской
битвы. Князь Евгений Николаевич Трубецкой писал, что факт создания
русского национального характера отразился в материальной культуре: в
России появились иконы, где святые изображаются с голубыми глазами, чего
не было до Куликовской битвы. У нас победили луковичные навершья на
церквях вместо шатровых наверший, и победил курс самого Сергия
Радонежского в качестве духовного единителя страны и русского
идентификатора.
В 1414-1418 годах в
Германии в Констанце был созван Собор. Постановления Собора решили
принимать по нациям: одна нация – один голос. В то время различали пять
наций: итальянскую, французскую, немецкую с польской, английскую и
испанскую. Нации должны были решать вопросы, обсуждаемые на Соборе, в
своем кругу, а затем голосовать от лица всей нации. Это был Собор
католической церкви, на котором присутствовало много светских
представителей, и там обсуждали, в частности, какому народу можно нацией
называться, и какая нация ближе к Богу стоит. Это был очень интересный
период с точки зрения становления национальностей и национальных
государств, период, когда впервые заговорили о национальной
идентификации как о признаке государственности. На Руси к тому времени
уже не стоял вопрос о том, какому народу называться нацией. Мы уже были
нацией. Нас сплотила борьба против внешнего враждебного мира. И нам
ничто не мешало сохранять при этом единстве свое многообразие. В Европе
многообразия не получилось, потому что они все по своему вероисповеданию
были христианами. Европа и сейчас остается католической, несмотря на то,
что есть там и англиканство, и кальвинизм, и лютеранство. Каждое из этих
направлений делает попытки присвоить себе идентификатор той нации,
которая исповедует эту религию. Англиканская епископальная церковь, к
примеру – это уже идентификатор англичан. Франция в целом остается
католической, а Германия – протестантско-католической. То есть
происходит «национализация религии».
Национальное всюду имеет
свой религиозный оттенок. Если Средняя Азия, Турция суннитские, то Иран
– шиитский. В Китае довольно любопытное положение. Сунь Ятсен, Чан Кайши
были протестантами. Но какие бы религии в Китай ни приходили, в
результате все равно остается конфуцианство.
Япония сегодня стала еще
более национальным государством, чем была до Второй Мировой войны. Если
тогда население Японии разбивалось на южных японцев, центральных и
северных, да еще и айнов, которые проживали в основном на острове
Хоккайдо (кстати, многие из них исповедовали православие), то сейчас
японцы превратились в единую нацию. Многие диалекты исчезли, многие
разногласия между этносами ушли в прошлое, и возникло ассимилированное
государство японцев.
Что же касается
вероисповедания, все-таки Япония – буддийско-синтоистское государство,
хотя на официальном уровне утверждается, что это светское государство. В
свое время я читал там лекции, и меня в поездках по стране постоянно
сопровождал японец, с которым я познакомился на Гавайских островах.
Представляя меня в любой японской компании, он что-то пояснял японцам, а
потом говорил мне: «Ты – чужой-свой». То есть ты остаешься чужим, но
особый допуск в национальное сообщество имеешь. Такой допуск в Японии
получают немногие. Как ни странно, в Китае вероятность получить этот
допуск гораздо больше.
Японский национализм
сейчас направлен на то, чтобы создать полушарие сопроцветания от
Охотского моря до Новой Зеландии, Австралии и Тасмании включительно, и
поставить весь этот регион под свой контроль. Так сказать, возглавить
новую империю. Другое дело, что достичь этого японцам пока не очень
удается, но они уже добились в реализации своих планов гораздо больших
успехов, чем до Второй Мировой войны. Япония после войны оказалась
третьесортной колонией Соединенных Штатов, но, несмотря на свое
поражение, смогла экономически вырваться вперед. Конечно, ее успеху
способствовало то, что страна не несла никаких военных расходов и
находилась под американским ядерным зонтиком.
В работах Александра
Андреевича Свечина, военачальника и военного мыслителя, доказывается,
что победа Японии в русско-японской войне 1904-1905 годов – это первая
победа азиатского народа над европейским. В этом заключается ее
националистический смысл для японцев и всего региона Юго-Восточной Азии.
Этот элемент мы как-то упускаем. В любом случае, такая идея живет,
сфера сопроцветания существует, и национализм японцев не меньший, чем у
других народов.
Таким образом, мы видим,
что в мире идут как бы два параллельных процесса глобализации. Если один
из них приветствуют все (это техническая глобализация, Интернет,
облегчение перемещения по миру), то другой включает в себя элементы,
которые народами отторгаются (насильственное воздействие на процессы,
происходящие внутри страны, со стороны внешних сил).
Народы сопротивляются, в
том числе, разрушению своей национальной идентичности. Прежде всего,
сопротивляются этнически или государственно объединенные общности.
Характер и сила
сопротивления зависит от многих причин. В частности, от условий
формирования общности.
Если взять Америку, то
она не имеет никакой привязки к местной природе, к местному населению,
местной истории. Поэтому американский народ развивается по своим особым
законам.
Если же посмотреть на
Германию, то страна объединилась в целостное государство только в 1871
году, и этот факт был закреплен Франко-прусской войной. В Первую Мировую
войну Германия была вовлечена той же самой потребностью укрепить свое
единство как национального государства. Потому что оно было еще
недостаточно сильным. И вот это государство, которое из лоскутков
составлялось Бисмарком, сейчас входит в Европейский Союз и таким образом
опять подвергается угрозе рассыпания. Поэтому сопротивление
государственников, сторонников национального единства будет нарастать,
противостоять любой панъевропейской линии. При этом Германия является
главной хозяйственной и финансовой силой, объединяющей всю Европу.
Ведь объединение Европы
происходит, по сути дела, против Америки. И в то же время национальные
государства внутри Европейского Союза этому объединению сопротивляются.
Если же перейти к
политике, к наблюдаемому сегодня процессу создания и разрушения
государств, то цели участников этих процессов различны. Обычно говорят о
целях ведущей, самой сильной державы мира на данный момент – о США.
Соединенные Штаты и Англия принадлежат к морским державам. Их
геостратегическая задача – не допустить консолидации континентальных
стран. Они очень болезненно воспринимают объединение Европы и будут
этому противостоять. А Европа станет противостоять морским державам,
устанавливая союзные связи с другими континентальными государствами. Что
такое представляет собой сегодня проблема Афганистана, Ирана, Синьцзяна,
Киргизии, Таджикистана? Здесь создаются конфликтные зоны на узлах связи,
на геостратегических направлениях коммуникаций континентальных стран.
Стоит задача разъединить их. Чтобы не было возможности прямой торговли,
без таможни и пошлин. Чтобы не возникало внутриконтинентальное единство
информационных и стратегических путей общения.
И для того, чтобы эти
связи разрушить, создаются конфликтные зоны. Англичане в Афганистане
создавали конфликтную зону в течение ста лет. Начиная с 1905 года, после
Русско-японской войны, они стали вести борьбу за преобладание в
Центральной Азии. Причем именно афганцы были главным шпионским звеном и
представителем английских интересов в этом регионе. А сейчас американцы
вместе с англичанами провели акции в Киргизии, в Таджикистане, в
Синьцзяне. Война в Ираке – это тоже попытка раздробить, нарушить
континентальные коммуникации.
Израиль – плацдарм
Европы на Ближнем Востоке. Он перекрывает все геостратегические пути, и
поэтому сейчас идет борьба вокруг Израиля. Держать в своих руках этот
плацдарм – основная задача морских держав и стран, которые сохраняют
денежный империализм. Вот маленький пример из истории. Как только
крестоносцы вошли в этот район, стало уменьшаться ВВП в Азии и
увеличиваться в Европе. Потому что европейцы получили контроль над
торговыми путями в этом регионе.
Сейчас происходит агония
эпохи денежного империализма. И наше время требует от народов более
четкой самоидентификации.
Национальные тенденции
сегодня или подавляются, или получают развитие, как в случае Туниса. Там
феодально-клановое образование заменили государственным. Но это
государство не имеет наполнения, не имеет своего идентификатора.
Неизвестно, чем заняться молодым тунисцам, получившим европейское
образование. Сельским хозяйством? Оно не конкурентоспособно в связи с
неблагоприятными природными условиями. Поднимать промышленность? Она
тоже не конкурентоспособна. Остаются туристические услуги. Но с другой
стороны, если взять Египет, долину Нила с ее древнейшей культурой, здесь
те же процессы приобретают несколько иные очертания. Идет поиск самих
себя, в том числе и в производственной сфере. Египтяне ищут, что может
конкурировать на мировом рынке из того, что они унаследовали.
…Еще к вопросу о
национальности и государственности. В 1967 году я поехал в городок на
севере Индии, недалеко от которого жил далай-лама. Мы с ним встретились,
и я как корреспондент газеты «Труд» задавал ему разные вопросы. Мы с ним
посидели, по-товарищески побеседовали. Интересно, но далай-лама
полагает, что Китай никогда не откажется от Тибета, потому что в Китае
традиционно считается недостойным поведение правителя, который
утрачивает хотя бы небольшую часть своих территорий. Тогда он теряет
свой небесный мандат на правление. Наоборот, приобретение новых владений
добавляет ему славу и продлевает его небесный мандат. Когда у нас зашел
разговор о религиях, то выяснилось, что далай-лама не считает, что
буддизм – это религия. То же самое он сказал в отношении конфуцианства и
даосизма: “Это в Европе вы привыкли к тому, что все это религии, а у нас
они – не религии. Это наши самоидентификаторы. Это культурологическая
матрица, согласно которой мы являемся едиными в определенном
отношении”. “С точки зрения антропологии, – сказал далай-лама, – у нас
физические допуски довольно-таки большие. Но, в тоже время, с точки
зрения политической этики культурные допуски остаются весьма
незначительными”.
Благодаря радио и
телевидению мы получаем образы разных народов уже «приглаженными». Мы
больше нивелируем наши различия, чем передаем сущность.
Наше многонациональное
государство развивалось на основании русского архетипа, а сейчас нам
хотят придать интернациональный оттенок. Якобы русская культура никак
не влияла ни на татар, ни на народы Средней Азии, ни на кавказские
народы. Просто мы жили вместе, и каждый развивался автономно. Это
абсурд. Уровень русской культуры был очень высоким, и она довлела над
другими, ее принимали остальные народы, проживавшие на территории нашей
страны, сохраняя свою исходную культуру».
Завершая беседу, С. И.
Королев отметил, что «надо готовить население к тому, что где-то через
год нас ждут очень тяжелые времена. Но у России есть большие шансы
выжить. Бразилия, Индия, Китай и Россия в состоянии самоорганизоваться,
имеют достаточные человеческие и природные ресурсы. Только те страны,
которые могут себя обеспечить, останутся государствами в 21 веке».
Беседовал Александр
ЖИГАРЬКОВ
«Психологическая
газета: Мы и Мир» (№7[179]2011)
|
