Европейская культура со времен Ренессанса понемногу выталкивала христианское вероучение на обочину общественной жизни. Устремленность к Богу, «вертикальная ось» человеческого бытия ушла на периферию. В центр мира был определен Человек со своими возможностями и потребностями. Несколько столетий такой подход приносил  ценные плоды  – искусство Возрождения, идеи Просвещения и созданное впервые за всю историю человечества социалистическое государство. Но скольжение «сверху вниз» на этом не остановилось: для западной цивилизации естественным стало дальнейшее падение – к миру бессознательного, к естественности безобразного, к миру темных бездн человеческой души. Человек был сброшен с пьедестала и превратился в вещь, в объект манипуляций.

Кто-то говорит о деградации человечества, об инволюции рода хомо сапиенс. Кто-то апеллирует к традиционным ценностям и пытается противостоять насилию господствующей западной цивилизации… К чему приведут изменения, мы не в силах предсказать, но само осознание происходящего может повлиять на ход истории.

Предлагаем вашему вниманию размышления на эту тему нашего автора Михеля ГОФМАНА, специалиста по социальной культурологии.

Михель Гофман – эмигрант советского времени, живет в США. Окончил Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК), Колумбийский университет. В настоящее время – директор программ «Взаимопонимание культур».

Современное общество видит свою главную цель в развитии экономики, а значит, нуждается в работе взаимосвязанных функциональных частей экономической машины. Идея общества-машины и людей – ее деталей – родом из XX века. И первой страной,  провозгласившей идею общества-машины, была Советская Россия, пропагандирующая необходимость в людях – «винтиках» индустриального производства. Для писателя 20-х годов Андрея Платонова олицетворением этого высшего человеческого типа стал человек-паровоз – символ индустриализации.

В глазах наших светятся горны,

В сердце взрывается кровь,

Как топка, душа раскаленная,

Как песня, гудков наших рев.

Но большевики следовали в русле всей западной цивилизации. Еще до появления Советской России финансист и общественный деятель кайзеровской Германии Уолтер Ратенау говорил, что только машина приведет человека к свободе и счастью. А в 18-ом веке математик Г. Лейбниц утверждал, что человек – такая же машина, как и часовой механизм. Идея человека-винтика развивалась вместе с усложнением технологии, от человека-паровоза до современного идеала человеческого совершенства – человека-компьютера.

Сегодня эта идея не дебатируется, но еще несколько десятилетий назад она вызывала сопротивление общества. Стэнли Кубрик, снявший в 60-е годы фильм «Заводной апельсин», писал: «Постиндустриальное общество поставит человека в условия, в которых он лишится всех сладких соков самой природы и станет механизмом».

К концу ХХ века американская научная фантастика, экстраполируя сегодняшние тенденции в будущее, уже не видела ничего трагического в превращении человека в машину, скорее наоборот: человек-машина стал привлекательнее обычных людей. Человек несовершенен, машина совершенна. Современные автомобили с их идеальными пропорциями подчеркивают недостатки человеческого тела, рядом с возможностями компьютера интеллект человека кажется беспомощным.

Благодаря многолетним тренировкам, технике «боди скульптуринг» можно построить себе атлетическую фигуру, как у Терминатора. Но у человеческого тела есть лимиты, а у робота никаких ограничений нет. Можно выработать мощный интеллект, но он все равно будет уступать интеллекту компьютера. Чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров проиграл компьютеру шахматный матч. Недаром в легендах современной  массовой культуры, в фильмах 80-х годов получеловек-полумашина предстает как улучшенный образец обычного человека, чьи возможности безграничны.

«Ридер дайджест», самый популярный журнал Америки, тираж которого доходит до 22 миллионов экземпляров в год, восхищается звездой бейсбола Солом Магли: «Он действует, как совершенный робот, его движения отточены и методичны, как у машины». Но тот же Сол Магли вне бейсбола, в обычной жизни, далек от того совершенства, которое он демонстрировал на спортивной площадке.

Как же создать человека-робота, совершенного во всех сферах жизни? Жизнь не бейсбол, а человеческая психология чрезвычайно сложна и далеко не всегда поддается разумному контролю. Работа сознания и подсознания до сих пор остается загадкой для науки. Внутренний мир человека часто иррационален, а задача общества – создать мир, в котором все проверяется и контролируется разумом.

Пока наука не придумала технических средств контроля над внутренней жизнью человека, общество использовало традиционные формы, воспитательные меры и меры полицейские. Эмоции, импульсивные порывы регулировались с помощью давления извне, этики, гласных и негласных правил морали – в конечном счете, с помощью всех общественных институтов. Но этика была эффективной, пока в обществе сохранялись стабильные формы жизни и общественных отношений, а в условиях огромной экономической и социальной динамики понадобились новые методы, новые формы контроля.

Идея создания новых методов контроля над поведением появилась в Англии уже в середине 19-го века, в так называемую Викторианскую эпоху. К этому времени Великобритания превратилась в лидера индустриального мира, и в ней впервые стала осознаваться необходимость не только рационализировать поведение, но и контролировать душевную жизнь человека, входящего в новый машинный мир. Первозданные инстинкты, агрессия, бесконтрольные реакции масс должны быть обузданы – индустрии требовался дисциплинированный, рациональный, сознательный работник.  

В это время проходила ожесточенная дискуссия между сторонниками рационализации и группой диссидентов, во главе которой стояли писатели Томас Карлейль и Джон Рескин, предупреждавшие, что рационализация человеческих эмоций стерилизует живые, объемные чувства, в результате чего отношения людей могут стать плоскими и бесцветными. Непосредственные, спонтанные реакции – огромная ценность, их непредсказуемость вносит в человеческие отношения ту игру жизненного спектакля, в котором постоянная импровизация является живым источником новых чувств, впечатлений, идей. Материальные же ценности, которые будут созданы в результате унификации поведения, обогатят материальный мир, окружающий человека, но обеднят мир внутренний.

По  мнению Т. Карлейля и Дж. Рескина, гораздо эффективнее изменить психологию масс может не контроль и драконовы полицейские меры, а приобщение к мировой культуре, на которой выросла элита общества, аристократия. Массы, воспитанные на образцах мировой культуры, смогут приобрести такие же качества. В результате сформируется высший человеческий тип, так называемый джентльмен, высшее достижение британской  цивилизации.  

Т. Карлейль и Дж. Рескин были теоретиками, но вся европейская литература 19 века свидетельствовала о том же: о ценности внутреннего мира человека во всей его сложности и богатстве. «Воспитание чувств» Г. Флобера стала настольной книгой нескольких поколений, Ф.М. Достоевский был самым читаемым русским автором в Европе. Появился новый тип театра, психологический театр. В это же время родилась и новая наука – психология.

Защитники идеи контроля масс, считавшие единственным средством перевоспитания ужесточение полицейских мер, видели в психологии очередной либеральный нонсенс. Они полагали, что обитателей общественного дна нужно не воспитывать, а дрессировать. Впоследствии одним из таких методов стало «формирование сознания», или выработка условных рефлексов.

Термин был введен в обращение Иваном Павловым, автором теории условных рефлексов. И.П. Павлов доказал, что с помощью специальной методики можно контролировать поведение собак, вырабатывать любые рефлексы по заказу. Подопытным животным навязывались различные программы поведения, каждая из которых противоречила предыдущей. После длительного стресса, доводящего до изнеможения, собаки принимали любую программу без какого-либо сопротивления.

В США павловское «формирование рефлексов» использовал социолог и психолог Б. Скиннер, который назвал свою версию модификации поведения «бихевиоризмом». Психолог Виктор Франкл так писал о результатах, к которым приводит работа по методике Скиннера: «...внутренняя жизнь глушится, опыт фильтруется, чувства анестезируются, и, в результате, исчезает способность проявлять себя непосредственно, выражать себя как уникальную личность, исчезает способность к полноценным связям с другими людьми».

Методики Павлова и Скиннера были модифицированы, поскольку были построены на прямом насилии, а насилие дает лишь временный эффект. Требовались долговременные инструменты контроля, среди которых наиболее эффективен не внешний, а самоконтроль. Проблемы были во многом решены благодаря популяризации теории Зигмунда Фрейда.

Цель прикладной психологии, по Фрейду, состоит в расширении сознания, увеличении объема личности через реальную оценку самого себя, своих внутренних ресурсов, которая приводит к реалистичному подходу к жизненным проблемам.

З. Фрейд в своей работе «Недовольство культурой» писал, что цивилизация и культура приводят ко все более увеличивающемуся разрыву между реальными нуждами отдельного человека и теми целями и желаниями, которые навязывает ему общество. В результате этого рождается феномен, который он назвал «социальным неврозом».

По мнению Фрейда, общество потребления провоцирует возникновение неврозов, потому что ставит человека перед неразрешимым конфликтом. Это конфликт между смыслом жизни, который определен обществом как «работа ради потребления», и желанием потреблять как можно больше, а это желание никогда не может быть полностью удовлетворено. Потребитель оказывается в состоянии перманентного отчаяния от недостижимости идеала абсолютного потребления всех богатств материального мира.

Неразрешим также конфликт между свободой, которую общество объявляет главной ценностью, и реальностью, в которой необходимо проявлять конформизм ради достижения успеха и соблюдать дисциплину на производстве. Эти неразрешимые конфликты выражаются у людей в самых разнообразных формах, в как будто ничем не обоснованных страхах, фобиях и депрессии.

Психоанализ Зигмунда Фрейда помог человеку осознать себя частью большого мира и обогатить свой внутренний мир. Но американская психологическая наука использовала теорию Фрейда для другой цели – для адаптации к существующим условиям, для сужения сознания до функционального уровня. Это были почти математические формулы воздействия на человеческое поведение, близкие по своей сути к инженерным решениям.

После своего визита в Америку З. Фрейд был настолько возмущен тем, как используется его теория в американской психологической практике, что, оставляя Америку, в своем заключительном интервью рассказал о своем неприятии Америки, резюмируя: «Я не ненавижу Америку, я только сожалею, что Колумб ее открыл».

Американская психология, тем не менее, использовала имя Фрейда для популяризации методик,  позволяющих манипулировать внутренним миром личности. Человек должен принять давление общества как необходимую данность, тогда стерилизация эмоций, чувств и мыслей для него будет проходить безболезненно. Но если индивидуальность человека начинает сопротивляться внешнему давлению, возникает депрессия, широко распространенное явление в современной жизни.

 «Что такое депрессия? – задавался вопросом Эрих Фромм. – Это неспособность чувствовать, неспособность воспринимать мир непосредственно, когда тело живет, а внутренний мир умирает. Счастье, состояние, противоположенное депрессии, есть интенсивность внутренней жизни, которая является отражением многочисленных, глубоко индивидуальных связей личности с миром».

Попытки сохранить свою уникальность приводят к депрессии, к чувству постоянной тревоги и тщательно скрываемому отчаянию, они показывают сложность противоречий в процессе умирания индивидуальности. Те, кто пытается противостоять прессу общества, обречены на психологическую травму.

Состояние депрессии в предыдущие эпохи называли сплином и меланхолией, оно являлось уделом привилегированных классов, основных потребителей материальных богатств. Внутри элитарного круга существовала жесткая регламентация форм поведения, требовавшая не только внешнего, но и внутреннего конформизма, что делало именно представителей элиты жертвами многообразных неврозов. В процессе экономического развития общества большая часть рабочего класса превратилась в преуспевающий средний класс, для которого, так же как и для преуспевающих классов прошлого, конформизм стал обязательным.

Человек 19-го века, «сделавший себя сам», действительно «делал себя», но к середине ХХ века это было уже невозможно: человек перестал понимать себя, стал нуждаться в помощи психолога. Это привело к созданию огромной индустрии психологического сервиса, обслуживающей более 80 миллионов пациентов, ищущих возможность покончить с неудовлетворенностью собой и своей жизнью. Источник эмоционального дискомфорта – общая атмосфера общества, но большинство воспринимает свою неудовлетворенность как дефект своей личности, а не окружающей среды.

Представители образованного среднего класса обладают чрезвычайно высоким уровнем  рационализации в своей деловой жизни, но часто беспомощны в объяснении своих эмоциональных реакций. Помочь человеку понять себя должна психология: «Психологи должны стать архитекторами и инженерами современного человека», – считает Джон Мак-Коннел, профессор психологии Мичиганского университета.

Европейская традиция всегда рассматривала внутреннюю жизнь человека как мистерию, куда  посторонним нет входа. Гамлет говорит Розенкранцу и Гильденстерну,  которые пытаются манипулировать его чувствами: «Неужели вы думаете, что на мне легче играть, чем на флейте? Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете меня расстроить, вы можете меня сломать, но играть на мне вы не умеете».

Психологическая наука ответила на гамлетовский вопрос положительно. Да, сыграть сумеют. Подобрав ключи к внутренней жизни человека, психология способна контролировать его эмоции, чувства, мысли. Психолог объясняет проблемы жизни пациента, вырывая их из широкого  социального контекста, вне которого не может быть понята их причина. Психоанализ – это не процесс самопознания личности (самопознание приходит как результат понимания себя как части общества), а облегчение страданий человека, теряющего живые связи с усложняющимся миром, становящимся все более анонимным, безликим.

Недаром Эрих Фромм отмечал, что «психиатрия, психология и психотерапия сегодня, заявляя о себе как о науке, исследующей внутреннюю жизнь индивида, являются инструментами манипуляции сознанием. Манипуляция сознательным и бессознательным объявляется формированием свободного человека». 

Психоанализ – лишь один инструмент из того широкого набора, который предлагает рынок психологического сервиса. В фильме «Пролетая над гнездом кукушки» герою, независимому в суждениях и поведении, делают лоботомию, и это приводит его в «норму»: он становится послушным и податливым, в конечном счете, перестает существовать как личность.

Сегодня техника хирургического вмешательства в психиатрии почти не используется, сузился спрос и на психоанализ. Их сменила фармакология, которая является простой формой контроля над поведением человека, не требует больших временных затрат, доступна по цене и, в целом, более экономична, нежели «формирование рефлексов», психоанализ или хирургия.

Появление антидепрессантов еще в 50-е годы предвидел Олдос Хаксли, назвавший в «Этом прекрасном, прекрасном мире» такое средство «сомой». Приняв сому, герои Хаксли, в его мире будущего, погружаются в эйфорию, в которой исчезают внутренние конфликты и конфликты с обществом. Единственное, в чем ошибся Хаксли, это название. Сегодня «сома» – это «прозак».  

Современный психиатр мог бы предложить принимать «прозак» Вилли Ломену, герою «Смерти коммивояжера», потерпевшему жизненный крах в борьбе за успех и кончающему жизнь самоубийством. Он мог бы также выписать несколько рецептов из своего набора Гамлету, Офелии, королю Лиру.

Лекарственная терапия, основанная на представлении, что психологические проблемы – это недостаток или переизбыток тех или иных химических элементов в организме человека, постепенно вытеснила с авансцены психоанализ и психологический тренаж. Асоциальное поведение, преступность, агрессивность, пристрастие к алкоголю, азартным играм, наркотикам или к насилию рассматриваются как результат нарушения биохимического баланса. Причины асоциального поведения  – плохая наследственность, наличие лишней хромосомы.

Психотропные средства используются для контроля над поведением, они нейтрализуют эмоции, которые порождены социальными условиями, и, по словам Ноама Хомского, «прозак – это не что иное, как химическая смирительная рубашка. Недаром количество психологов и психиатров сегодня превышает количество полицейских в стране».

Большинство психологических проблем, страх, раздражение, стресс, гнев или безразличие – это естественная реакция на окружающую социальную среду. Психолог же убеждает своего клиента, что его негативные реакции не отражают реальности, это его фантазии, и, в определенном смысле, это верно, потому что условия жизни провоцируют человека погрузиться в замкнутый на себе мир фантазий.

Принято считать, что человек будет счастлив и психологически устойчив, если у него достаточно еды, он имеет крышу над головой, если у него после работы останется достаточно сил, чтобы развлекаться, если у него будут неограниченные возможности приобретать все больше и больше вещей.

Но следуя этой логике, невозможно ответить на вопрос, почему в странах с самой успешной экономикой, таких, как Швеция, Швейцария или Соединенные Штаты, больше всего людей, испытывающих постоянный психологический дискомфорт, который во многих случаях перерастает в психические заболевания. Улучшение материальных условий не привело к эмоционально наполненной, духовной жизни. Победа технического прогресса и создание «экономического человека», по определению Фромма, сформировало «общество глубоко несчастных людей – одиноких, вечно озабоченных, зависимых, душевно угнетенных… они чувствуют, что живут, не живя, что жизнь проходит сквозь пальцы, как песок».

Панические атаки, тревога, нервные срывы, состояние отчаяния – об этих проблемах со своим самочувствием постоянно говорят между собой преуспевающие американцы, у которых как будто для этого нет никаких объективных причин. Но причина есть: это природа человека сопротивляется превращению его в плоскую фигурку из мультипликации.

Эрих Фромм называл человека, полностью адаптированного к среде обитания, аутистом. Аутист, по его словам, это человек, живущий вне мира людей. Он лишен каких-либо эмоций, но хорошо разбирается в математике, машинах и механизмах, и в его глазах другие люди не более чем часть машинного мира.

Это  человек, способный решать сложнейшие математические задачи и не состоятельный в эмоциональных отношениях с другими людьми. Он, как компьютер, владеет только формальной речью, не прочитывая нюансов живого, часто нелогичного языка. Общение для него – лишь средство коммуникации.

«Человек, ведущий себя как машина, никогда не задумывается над тем, кто он есть. Он видит себя таким, каким ему положено быть. Искусственная улыбка заменяет ему естественный смех, поверхностная болтовня заменяет полноценное общение. Осознавая себя лишь через функциональные, физические реакции на мир, он не в состоянии переживать глубокие эмоции радости или душевной боли», – считал Эрих Фромм.

Аутизм считается заболеванием генетическим, но количество случаев аутизма с каждым годом почему-то возрастает. Соотношение нормальных и аутичных детей 60 лет назад равнялось 1 к 10.000, а сегодня уже 1 к 200. Рост числа аутичных людей в мире уже сопоставим по темпам с эпидемией, но это социальная эпидемия, результат приспособления человека к машинному миру.

Медицинская наука говорит, что причиной аутизма является не только генетика, но и наличие ртути в еде, лекарствах, вакцинах. Но тогда как объяснить, что наибольшее количество аутичных детей (1 к 50) рождается в Силиконовой долине, мировом центре компьютерных технологий? Аутисты Силиконовой долины – это дети компьютерных гениев, а они едят ту же еду, употребляют те же лекарства, что и все население страны.

Человек – самоадаптирующаяся машина. Под влиянием общественных условий он вырабатывает в себе те качества, которые требует от него логика выживания, сегодня это – выживание в рациональном мире машин. Человек, каким он был во все времена, со своими импульсами, сменой настроений, противоречивыми желаниями, должен исчезнуть, на смену ему должен прийти Постчеловек.

 Экономическая демократия, фашизм и советский коммунизм создавали нового человека, каждый по-своему, специфическими для каждой страны средствами, но саму идею точнее других сформулировал Лев Троцкий, который писал еще в 1917 году: «Человечество поставит себе целью создать более высокий общественно-биологический тип, если угодно, сверхчеловека».

Появляющийся сегодня «сверхчеловек» – это результат движения от высших органических, сложных форм к низшим, элементарным, механическим. Современная технологическая цивилизация создает людей, сложных по своим внешним проявлениям, но с упрощенным внутренним миром.

Можно ли сохранить эмоциональный мир человека в условиях возрастающей рационализации жизненных процессов? По-видимому, можно, но только отказавшись от технического и материального прогресса. А ведь именно рационализация, унификация производства и общественной жизни предоставили многомиллионным массам высокий уровень жизни, которого большинство населения были лишены в течение веков.

Российский социолог Александр Зиновьев назвал это общество-машину «глобальным человейником». Его черты стали проявляться в 20-е годы прошлого века, одним из первых это подметил французский писатель и драматург Жорж Дюамель, посетивший Соединенные Штаты: «Что ошеломляет европейца в Америке – это поразительная схожесть человеческой жизни с жизнью муравейника».

Сегодня это уже никого не ошеломляет. Новые микрорайоны городов современного мира неотличимы друг от друга, изощренные геометрические формы гигантских зданий создают впечатление человеческих ульев с миллионами одинаковых ячеек. На улицах мировых столиц туристы со всего света ничем не отличаются друг от друга: ни внешним видом, ни поведением. Их можно различить только по языку, но, по-видимому, и это отличие вскоре исчезнет – английский становится языком всей планеты.

Муравейник как прообраз рационально построенного человеческого общества наиболее соответствует принципу технологического общества, в котором люди, как и муравьи, действуют по заданной программе.

Французский философ Александр Кожев так представлял себе будущего человека-муравья: «Это существо будет выполнять многие из тех функций, которые выполнял человек. Оно будет создавать здания, но такие, которые будут напоминать муравьиные ульи. Оно будет вовлечено в различные формы общения, но того же сорта, что и жужжание пчел. Оно будет создавать искусство, но это будет нечто подобное тому, как пауки ткут паутину. Оно будет создавать музыку, которую создает природа, музыку квакающих лягушек и стрекочущих цикад. Оно будет чувствовать себя счастливым в тех же формах, в которых чувствуют себя счастливыми животные. Возвращение человека в животный мир раньше казалось только одним из путей, по которому может пойти человечество, но сегодня это единственный путь».

"Психологическая газета: Мы и Мир" №4 (212)