В апреле российскую столицу посетил известный
американский режиссер Дэвид Линч. Он присутствовал на открытии двух своих
выставок. А еще автор «Твин Пикса», «Синего бархата» и «Малхолланд Драйва»
представил читателям свою книгу «Поймать большую рыбу. Медитация,
осознанность и творчество»,
которая стала бестселлером в США в 2007
году.
У нас стало модным почем
зря клеймить Америку и американцев: и элиты, агрессивные и коварные, и
народ, самовлюбленный и тупой. Обругаем – как отрежем, и на душе
становится радостно.
Но хорошо охаивать
заокеанских дядек, когда дома все отлично. А мы сами – не бежим ли
вприпрыжку по той же дорожке, что и американцы, как катится в американское
сияющее будущее весь мир?
Мы сами – не снизили ли
культурную планку – в поглощаемой нами «духовной» пище, во
взаимоотношениях между людьми? Если с бутылками пива – всюду – женщины,
подростки, старики? Если молодежь без оглядки на старших нецензурно
бранится? Если, ожесточенные (а может, заснувшие, растерянные или
омертвевшие?), переступаем через лежащего на земле бомжа в язвах; молча
внимаем тому, что выселяют из своих жилищ семьи...
Американский президент –
ухохочешься – перепутал Австрию и Австралию. А наша молодежь – уплачешься
– не знает географию, русскую литературу, выдавая перлы похлеще Буша. На
улицах читаешь вывески, написанные с грамматическими ошибками, с экрана
телевизора слышишь безграмотную речь – и что? Тоже смешно?
Насмехаемся над жующими
гамбургеры толстыми американцами – и сами превращаемся в катастрофически
жиреющую нацию, питающуюся такой же нездоровой пищей, что и остальной мир.
Плоха или хороша, но
Америка весь 20-й век была экспериментальной площадкой по построению Рая
на земле.
Мы наблюдали, как могут
устроить свою жизнь люди, если со всего света к ним будут стекаться
деньги, если у них появятся самые совершенные технологии, если человек
станет свободным. Надо сказать, что эксперимент провалился.
Свобода – это, прежде
всего, свобода желать – при возможности осуществления желания. Весь мир
работал на Америку, а она смогла придумать только... «общество
удовлетворения желаний». При этом Рай стелил очень жестко: от денег
зависело не только благополучие, но и выживание. Делиться своей порцией
Рая с соседом никто не видел резона. Взаимопомощь? Какое там! «Бог только
избранных целует в темечко». Ведь что такое свобода вероисповедания? Это
«я верю во что хочу и как хочу», а, значит, это неверие, по большому
счету. Не может быть индивидуального Бога. Постепенно стало очевидным, что
в обществе потребления нет нужды в ценностях, в искусстве. Они стали
исчезать. Образование перестает служить цели передачи знаний от поколения
к поколению – передаются только технические навыки. Наступил действительно
«конец истории» - оборвалась преемственность между прошлым и настоящим,
связь с ценностями и устремлениями отцов, с традиционной религией и
культурой. Общество обратилось в «винегрет» из самовыражающихся индивидов.
Оказалось, что полная свобода – это хаос, в котором может
выкристаллизовываться не новое общество, а только группировки «по
интересам»: финансовым, профессиональным, досуговым.
Бедные люди! Если не
получился Рай на земле, то что же тогда строить и к чему стремиться?
Интересно, что на эти
мысли навел залетевший к нам то ли по делам общества Махариши, то ли в
ходе турне по Европе американский режиссер Дэвид Линч.
Он дитя Америки, самой
ее сердцевины: Дэвид родом из штата Монтана (кто не помнит джинсов «Монтана»,
представьте себе лихого ковбоя с лассо в руке). Отец его был научным
сотрудником в Министерстве сельского хозяйства и занимался исследованиями
лесов, мать – преподавателем. Дэвид рос во вполне обеспеченной буржуазной
семье. Американский Рай позволял ни о чем не заботиться, развлекаясь с
утра до ночи. В школе он участвовал со своей подружкой в конкурсе на самую
привлекательную пару, победил, их фотографию даже поместили на обложке
журнала. «Я не думал ни о чем до 20-21 года. Я был балбесом», - вспоминает
сам Линч. Однако ему нравилось рисовать, и он занимался живописью.
В двадцать лет Дэвид
поехал в Филадельфию учиться в Академии изящных искусств. Он быстро
женился и тут-то познал тяжесть ответственности взрослой жизни – в первую
очередь, финансовые затруднения. После чистеньких маленьких американских
городков, где все друг друга знают, его встретил большой промышленный
город, с его грязью, дымящими трубами, безразличием к судьбе друг друга и
социальным неблагополучием. Будто специально, в бедном квартале, где Дэвид
снимал жилье, напротив его окна находился морг. А тут еще семейные заботы,
болезни только что родившегося ребенка. Нелегкий опыт этих лет претворился
в искусственную реальность его фильмов с их мрачными, тревожными
настроениями.
Однако суровая
действительность не заставила юношу повзрослеть. Он продолжал играть в
жизнь, ему нравился эпатаж. Много лет спустя в Лос-Анджелесе, уже имея за
плечами полтинник, он покупает в Беверли-Хиллз себе дом напротив... опять
же морга. «Я люблю смотреть
на дым крематория», - бравирует Линч.
Его сходство с
подростком отмечают не только журналисты, но и люди, которые с ним
работают. Бросается в глаза его непосредственность, максимализм, его
молодежный слэнг, желание озадачить А уж как он старается напугать зрителя
в своих фильмах... Друзья говорят, что он до сих пор любит истории про
мертвецов и потусторонний мир. Дэвид играет с нами, важно напуская туману,
и нам нравится эта игра. Иначе – откуда этот массовый психоз вокруг
сериала «Твин Пикс» во всем мире?
Он так и остался
эгоистичным и безответственным, как ребенок. Линч четырежды был женат, не
особенно заботясь не только об оставляемых женщинах, но и детях. Он ушел
от красавицы Изабеллы Росселини, и она попала в клинику нервных болезней.
– «Почему вы не навещаете ее?» - спрашивали у Дэвида, а он отвечал:
«Знаете, ненавижу этот противный химический запах в больницах...» Со
второй женой Мэри Фиск, говорят, он окончательно рассорился из-за сына,
когда она запретила ему фотографировать малютку во вспоротом брюхе овцы.
Фотография должна была символизировать рождение младенца Христа. Этому
подростковому эгоистичному эпатажу он остался верен до сих пор.
Несмотря на то, что в
его фильмах мир выглядит уродливым, кишит карликами, извращенцами и
дьявольскими отродьями, а главные персонажи страдают от отсутствия воли,
чувства собственного достоинства и полны страхов, сам Дэвид Линч поражает
своей нормальностью. Наверное, он выплескивает свои тревоги на киноэкран,
и у него на душе становится легче. Сам он объясняет это противоречие так:
«Я смотрю на мир - и повсюду вижу абсурд. Люди непрестанно делают странные
вещи, до такой степени странные, что мы умудряемся их не замечать». Какой
мир увидел Дэвид Линч вокруг себя, когда вступил в самостоятельную жизнь,
трудно сказать. Кто ее знает, эту Америку. Во всяком случае, этот мир таил
в себе потенциальную угрозу, порождал стрессы, депрессию, страх и
ненависть. Если у поколения его
отца был смысл в жизни – победа во Второй мировой – и они могли оценить
прелести общества потребления, поскольку сохранили память о голоде и
лишениях Великой депрессии и военных лет, то для поколения детей общество
потребления превратилось в бессмысленное устройство общества.
Понимать ценность свободы может только несвободный человек.
Ощутить вкус свободы может только недавно порвавший цепи рабства.
Родившийся на свободе не знает ни ценности, ни вкуса свободы. Он не знает,
что с ней делать. В этом беда. Да
и что, по сути, свобода? Это когда индивидуум имеет право на все, общество
– ни на что, иначе его заклеймят тоталитарным. Общество не может иметь
проект, не может иметь ценности, потому что это – навязывание несвободы.
Что человек выбирает, имея полную свободу выбора? Безответственность,
минимальное количество труда и максимальное – удовольствий. Такую свободу
получило послевоенное поколение Америки: алкоголь,
наркотики, новое эпатирующее, и даже шокирующее искусство, новая музыка,
новые религии: обращение к вероисповеданиям Востока, к шаманам и жрецам
вуду – создавалось впечатление, что мир отцов и земля, где они родились,
жгла пятки.
Дэвид Линч –
любознательный, но раненый подросток. «Не знаю, почему считается, что
искусство должно иметь смысл. Ведь все как-то смирились с тем, что жизнь
не имеет смысла», - как-то с горечью сказал Линч. И действительно, если
есть полнота свободы, то мы - просто атомы, которые мечутся в бесконечном
холоде Космоса. В этом диссоциированном мире, где человек – никто, все
вместе – тоже никто, потому что нет добра и зла, нет ценностей, нет смысла
и нет любви, только эпатажем и вызывающей странностью можно привлечь к
себе внимание. Ты заинтересовал – значит, ты есть. Пока люди бесконечно
спрашивают Линча, кто же убил Лору Палмер и что он хотел сказать своими
фильмами, его творчество имеет смысл.
«Меня интересует не
только темная сторона. Я думаю, мы должны интересоваться всеми сторонами
жизни. Но есть что-то в этой темноте. Это не негатив, не зло, но там
скрыта какая-то тайна. Как только появляется темнота, нам становится
интересно, что же там внутри. И иногда темнота заставляет нас мечтать...».
Мечтания в темноте, однако, порождают странных и опасных созданий. Мы не
видим повседневной жизни в фильмах Линча – только ее отражение в фантазиях
персонажей. Этот мир похож на «ребенка Розмари» из фильма другого
американца, Романа Полански. Младенца, которого родила Розмари, зрителю не
показывают, но он наблюдает за выражением ужаса на лице матери, которая
приподнимает полог над его кроваткой. И мы понимаем, что у нее родилось
чудовище, а может, и само отродье сатаны.
В чем радость
бессмысленной жизни? «Нельзя управлять тем, что находится вне тебя. Вне
твоей досягаемости. Но можно погрузиться в работу и сделать все, что от
тебя зависит», - решил Дэвид. Работу воображения художника чем-нибудь
нужно подстегнуть. Ну, например, безумным количеством... поедаемого сахара
– именно так долгое время поступал Дэвид Линч, называя сахар своим
«гранулированным счастьем». Очень нестандартно для своего времени. Линч
какое-то время каждый день ходил в кафе поглощать сладкий шоколадный мусс
и много-много приторного, перенасыщенного сахаром кофе. После этого к нему
приходили творческие озарения. Посещающие его идеи он называет «рыбами»,
обретение идей напоминает ему ловлю рыбы. «Это занятие требует огромного
терпения. Вы насаживаете наживку на крючок и начинаете ждать. Желание –
это та наживка, на которую должна клюнуть рыба, идея». «Вы просто ловите
идею и переводите ее в художественную форму». Об этом Дэвид Линч написал
книгу, выразив в ней свою, в общем-то, простую жизненную философию,
приправленную восточными пряностями, популярными в дни его молодости. «У
каждого есть свой голос, нужно только его найти. И оставаться вместе с
ним, быть честным перед собой».
Сегодня он не знает,
будет ли еще снимать фильмы. Он снова увлекся живописью и, кстати, привез
в Москву выставку своих картин, рисунков и фотографий, которые можно
увидеть в фонде культуры «Екатерина».
Линч никогда не был
революционером, не эпатировал публику порочными наклонностями. Он
увлекался медитацией и до сих пор занимается ею - уже почти сорок лет.
Медитация заменила ему «гранулированное счастье». Теперь он пьет кофе без
сахара и дважды в день медитирует. Он постоянно призывает окружающих
заниматься тем же, не уставая нахваливать пользу от расширения сознания.
В России его
философствования на тему медитации воспринимают с иронией, как причуду
большого мастера. Конечно, лет тридцать назад его призывы с энтузиазмом
встретила бы советская молодежь, поскольку восточные практики и эзотерика
были тогда таинственной темной комнатой, в которую очень хотелось зайти.
Именно в ней надеялись обрести смысл, истину, тот Рай, которого нигде
больше не было видно. Но сегодня его энтузиазм вызывает скепсис. В наше
время в России чаще оборачиваются к традиционным религиям отцов и дедов, в
них находят то, что Линч обрел в измененных состояниях сознания –
просветление, покой, душевный мир. Да и большие глубоководные рыбы,
которые всю жизнь ищет Дэвид Линч, - не простая ли вера его предков,
выходцев из Европы? Ведь известно, что рыба – древний символ христианства.
Почему ему это никто не
сказал?
Ольга
ЖИГАРЬКОВА
