|
Первого июня 2011 года Мэрилин Монро
могло исполниться 85 лет. Трудно представить, чтобы она смогла прожить
столь долгую жизнь. Есть люди, которые отразили свое время необыкновенно
точно, созвучно ощущению миллионов соотечественников – и ушли так же
внезапно, как вспыхнул их талант. В России такими людьми были Владимир
Высоцкий, Сергей Бодров-младший. В глазах своих американских
современников такой была Мэрилин Монро. Она переросла простенький
кинообраз эротической красотки, превратившись в более значительный для
Америки символ 1950-х. Глубину и сложность ему придавали, как богатому
аромату хороших духов, нотки трагической горечи, связанные с ее
прижизненными терзаниями и драмой самоубийства. Она стала символом
времени еще и потому, что была знакома со многими знаковыми фигурами
своей эпохи, работала в Голливуде, роль которого в жизни страны была
чрезвычайно велика, сталкивалась с проблемами, которые волновали многих
американцев. Но, кроме того, у нее было нечто исключительное – красота,
харизма и талант.
Долгие годы в прессе перепевались одни и
те же слухи о насильственной смерти актрисы, гибель которой якобы была
делом рук ЦРУ и совершена по приказу братьев Кеннеди. Сплетня о происках
мафии. Слух о том, что Мэрилин была завербована КГБ и затем почему-то
устранена. Позже заговорили об ошибках психоаналитического лечения,
получаемого ею в последние годы. Психиатр актрисы Ральф Гринсон умер в
1979 году и все материалы, касающиеся ее лечения, оставил
Калифорнийскому университету. Архив закрыт для просмотра вплоть до 2039
года.
О некоторых особенностях психоанализа и
личности кинозвезды размышляет Янина Станиславовна БОРОНЕНКОВА, кандидат
философских наук, старший преподаватель Московского института
аналитической психологии и психоанализа (МИАПП).
«Только частицы нас
когда-нибудь
соприкоснутся с частицами
других –
у каждого своя правда,
это так – своя
собственная правда.
Мы можем только
поделиться
с другим частицей,
которая для него желанна,
значит, человек
по большей части одинок.
Наверно, так задумано
самой природой – в лучшем
случае
наше понимание
найдет одиночество
другого».
(Из дневниковых записей
Мэрилин М.)
Обращение к теме жизни и
смерти Мэрилин Монро (подзаголовок статьи напоминает о нашумевшей книге
Лучано Мекаччи «Случай Мэрилин М. и другие провалы психоанализа») в
профессиональной психологической литературе не ново. Мэрилин Монро
скончалась в ночь на 5 августа 1962 года, согласно вскрытию, от
передозировки снотворного. Со времени этой трагедии прошло полвека,
однако складывается впечатление, что до сих пор для психоаналитиков (а
может быть, и шире – для психотерапевтов) всемирно известный «случай
Мэрилин М.» является своего рода укором и болезненным напоминанием о
границах и возможностях психологической помощи. Несмотря на то что
прямая связь между смертью Мэрилин и сеансами психоанализа у Ральфа
Гринсона никогда не была доказана, их сложные, достаточно длительные
взаимоотношения продолжают оставаться темой многочисленных размышлений.
Ярким подтверждением тому может служить фильм П. Жеди «Мэрилин Монро. "Я
боюсь…"» (2008), основанный на книге М. Шнайдера «Последний сеанс
Мэрилин. Записки личного психоаналитика» (2006), документальной
кинохронике разных лет и аудиозаписях, сделанных Мэрилин для Гринсона
незадолго до ее смерти, а также книга «Мэрилин Монро. Жизнь,
рассказанная ею самой» (2010), представляющая собой ранее не
публиковавшиеся факсимиле рукописных записей и дневников актрисы.
Опираясь на эти источники,
автору статьи хотелось бы обозначить некоторые существенные моменты
психоанализа и личности М. Монро.
Еще при жизни Мэрилин
Монро, урожденная Норма Джин Мортенсон (в крещении – Норма Джин Бейкер)
начала создавать мифологию самой себя. Мифотворчество, вероятно, одно из
тех дел, которое описывается излюбленной американской поговоркой: «Хочешь,
чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам!» Мэрилин Монро этим и
занималась, оставив после себя несколько вариантов собственной биографии.
Несмотря на некоторые расхождения, через каждую из них красной нитью
проходит тема взаимоотношений Мэрилин с матерью.
Из-за нервного
расстройства ее мать Глэдис не могла как следует заботиться о ребенке.
Детство и юность Нормы Джин прошли в скитаниях по чужим семьям: подруги
матери Грейс Готтард, приемных родителей – семьи Болендеров, двоюродной
бабушки Иды Мартин… Безусловно, подобная чехарда значимых фигур при
отсутствии четко выраженного образа Матери не могла не сказаться на
становлении Нормы Джин, которая всю жизнь сохраняла боль и обиду
оставленного ребенка: «…слушая маленькую девочку, плачущую в коридоре,
думаешь, что дети в большинстве своем очень восприимчивы и проницательны…
я вспоминаю себя брошенной и униженной; моим первым чувством был не гнев
– но боль из-за того, что меня отвергли…». «Отсутствие постоянной любви
и внимания. Недоверие к миру и страх стали следствием» – такой «диагноз»
она поставит себе потом.
Так или иначе, Норма Джин
выросла и превратилась «из гадкого утенка в прекрасного лебедя». Однако
всю жизнь она сомневалась в своей красоте и получала подтверждение
собственной привлекательности разве что на фотографиях. Как раз
благодаря фотографиям Норма Джин Бейкер получила известность, взяв
впоследствии псевдоним «Мэрилин» и девичью фамилию матери – Монро.
Фотографии простой миловидной девушки с авиационного завода, сделанные
армейским фотографом, подарили миру новую легенду.
В обаянии Мэрилин Монро,
пожалуй, никогда не было глубокой, серьезной женской сексуальности, на
которую претендовали другие кинодивы той эпохи. Шарм Мэрилин заключался,
вероятно, не столько в глубине, сколько в открытости и лежащем на
поверхности обаянии, которым обычно так привлекают дети или животные. Не
сказать, чтобы она поражала искрящейся радостью жизни и энергичностью,
но в ее образе было что-то такое, что притягивало и продолжает
притягивать публику, даже далекую от американского кино.
Пытаясь постичь ее
загадку, вновь и вновь ловишь себя на мысли о явном несоответствии между
лучезарностью, легкостью улыбки Мэрилин и трагедией ее подлинного
одиночества, которую начинаешь ощущать, когда больше узнаешь об актрисе.
Контраст этот только усиливался с годами. «Мэрилин обладала не только
внутренней неоспоримой красотой: в ней было нечто большее, нечто
неопределенное, что восхищало людей, что они видели в ее игре, и с чем
они ее отождествляли. Мэрилин излучала свет – целый спектр из
потерянности, сопротивления и тоски, – который всех пленял, потому что
каждый хотел быть причастным к этой детской, стеснительной и в то же
время жизнерадостной непосредственности», – сказал о ней в своей
траурной речи Ли Страсберг.
О личных переживаниях
Мэрилин Монро охочие до сенсаций журналисты сообщали публике, не
гнушаясь ничем. Вся ее жизнь проходила под светом софитов и вспышек
камер, даже личные драмы не принадлежали ей. Чего стоят кадры
кинохроники, где Мэрилин пытается «держать лицо», когда ее
госпитализируют после нервного срыва в психиатрическую лечебницу. И все
же хроника, особенно поздних лет, запечатлела боль, испытываемую
Мэрилин Монро, хотя на экране ей всего-то тридцать с небольшим…
Скандальную известность
ей принесли многочисленные романы с влиятельными и красивейшими
мужчинами того времени: актерами, режиссерами, писателями, политиками и
даже криминальными авторитетами. Помимо этого, ни для кого не было
секретом наличие у Мэрилин больших проблем с алкоголем и наркотиками.
Часто съемки, особенно утренние, не могли начаться в силу того, что
актриса теряла «товарный вид», и операторы просто не знали, как подать в
кадре одутловатое, помятое лицо звезды. Тем интереснее для публики было
наблюдать за ней.
Движение по накатанной
дорожке, особенно в случае с известными людьми, имеет неприятное
свойство привлекать внимание людей. Безусловно, это не красит
человеческую природу, но открещиваться от признания этого факта было бы
не честно. Вероятно, схожую картину можно встретить в дикой природе,
когда животное замирает в ужасе и трепете, наблюдая, как расправляются с
его собратом. С одной стороны, его охватывает страх и стремление
спастись; с другой – тайное, но сильное желание узнать, что может
произойти в такой ситуации с ним самим. Заглянуть опасности в лицо,
просмотреть худший сценарий со стороны и вместе с тем порадоваться, что
это происходит с кем-то другим.
Может быть, не
заглушаемая алкоголем и наркотиками боль вкупе со страхом сойти с ума,
как мать и бабушка, и привели Мэрилин в 1955 году к психоаналитику
Маргарет Хоэнберг, а в 1960 году, после принудительного лечения в
клинике «Пэйн-Уитни», к Марианне Крис и по ее совету – к Ральфу Гринсону.
Стоит сказать, что Ральф
Гринсон, получивший профессиональную подготовку у В. Штекеля и О.
Фенихеля, к тому времени был уже достаточно широко известен своими
работами, в первую очередь – изучением посттравматических стрессовых
расстройств среди военных. Он пользовался определенной популярностью
среди звезд Голливуда: в разное время его пациентами были Вивьен Ли,
Тони Кертис и Фрэнк Синатра.
Недооценивать Ральфа
Гринсона как психоаналитика и, к слову сказать, автора классического
учебника «Техника и практика психоанализа», было бы заблуждением.
Следует признать, что этот человек умел располагать к себе пациентов и
внушал им определенное доверие. Для психотерапии это очень важное
условие.
Отношения Мэрилин и
Гринсона вышли далеко за рамки классических канонов сеттинга и рабочего
альянса, принятых в психоанализе. Гринсон опекал ее, собственноручно
делал инъекции необходимых препаратов. Впрочем, сам Ральф Гринсон в
своих работах активно призывал к отказу от абстиненции (воздержания) и
от дистанцирования врача от пациента, мотивируя это тем, что «аналитик
является врачевателем невротической болезни, а не просто исследователем
или сборщиком данных». Имеет смысл рассмотреть подробнее, какие
положительные и отрицательные следствия могли иметь подобные отступления.
В первую очередь, стоит
оговорить медикаментозный компонент лечения. Пожалуй, в данном вопросе
Гринсон проявил заметную непоследовательность, которую многие
недоброжелатели расценивают как преднамеренную и даже преступную. Будучи
профессионалом, он, несомненно, понимал, что зависимость Мэрилин Монро
от барбитуратов, которые она использовала в качестве снотворного,
нарастает. Однако не проявил должной настойчивости в том, чтобы не
просто уменьшить, а полностью купировать ее. Более того, именно эта
непоследовательность, согласно одной из версий, и привела Мэрилин Монро
к гибели, когда Ральф Гринсон запретил ей прием нембутала, заменив его
на хлоргидрат, однако не учел, что у Мэрилин дома мог оставаться запас
предыдущего препарата.
Полагаю, что ключевым
моментом комплексной терапии Мэрилин должно было стать полное
купирование наркозависимости. Разумеется, это не означает, что Мэрилин
исцелилась бы, но отказ от медикаментозного лечения, погружавшего Монро
в полуадекватное состояние во время бодрствования, создал бы предпосылки
для проработки болезненных тем, а не потворствовал бегству от них.
Мэрилин Монро доверяла
Ральфу Гринсону настолько, что ради него, похоже, впервые перестала
опаздывать. Эта, казалось бы, мелочь примечательна для психоаналитиков,
поскольку опоздание косвенно трактуется ими как нежелание идти на
сотрудничество. Сама актриса объясняла свою непунктуальность на
киносъемках, которая выводила из себя режиссеров и съемочные группы, как
желание убедиться, насколько она значима для них и для всего
производственного процесса. Обсудив этот момент с Гринсоном и ответив на
его прямой вопрос, почему она опаздывает всегда, везде и к нему в том
числе, Мэрилин Монро далее до самого конца приходила на сеансы вовремя,
выказывая аналитику исключительное доверие.
По совету Гринсона, дабы
лучше понять то, что происходило в ходе психоанализа, Мэрилин обратилась
к чтению работ Зигмунда Фрейда (в том числе его личной переписки) и
нашла его идеи полезными и созвучными своим мыслям. Так, например, ей
нравилось цитировать суждение Фрейда о показателях психического здоровья
– любви и работе, от которых получаешь удовольствие. Эта же фраза звучит
и на пленках, которые незадолго до своей гибели актриса записывала для
Ральфа Гринсона, пока тот был в отъезде.
Мэрилин все больше
нуждалась в своем аналитике. Количество их встреч возросло с пяти до
семи (!) раз в неделю. Кроме того, она могла звонить и приходить к нему
и во внеурочное время. Естественно, такая частота напряженного общения
изматывала обоих, однако ей не становилось лучше. Гринсону даже вменяют
в вину, что он сделал актрису зависимой от психотерапии, и сдается нам,
что в этом есть некая сермяжная правда.
Вероятно, начатое Мэрилин
по совету Гринсона чтение следовало бы продолжить. Может быть, одним из
выходов или, по крайней мере, временным облегчением для нее стало бы
углубленное знакомство с литературой, как психоаналитической, так и
художественной. Подтверждением уместности и важности чтения служат слова
самой Мэрилин, вспоминавшей, как она справлялась с переживаниями, будучи
подростком: «…бывали дни или недели, когда я, лишь изредка выходя на
контакт, если очень захочется – погружалась в чтение, так что любая
попытка со стороны как-то поправить эту ситуацию, которая казалась людям
немного пугающей, заканчивалась неудачей – я всегда была ужасным
интровертом…». После смерти актрисы среди ее личных вещей были найдены
книги Дж. Джойса, Дж. Мильтона, Г. Флобера, Дж. Стейнбека, Э. Хэмингуэя,
С. Беккета и других. «Подсаживание» на книги могло бы стать своего рода
«библиотерапией», которая значительно расширяет интеллектуальные
горизонты и, соизмеряя личные проблемы с Вечностью, позволяет частично
расфокусировать свое внимание с них.
Выйти из замкнутого круга
своих мыслей и переживаний было крайне важно. Судя по записям на пленках
и обрывочным, сумбурным дневниковым текстам, ей часто не хватало слов,
чтобы выразить свою боль. А ведь слова не приходят из ниоткуда, нужен
источник, из которого их можно черпать, и психоанализ, вероятно, стал
бы эффективнее, если бы удалось найти новые вербальные решения. Может
быть, тогда наступило бы то самое «лечение проговариванием», на который
психоанализ Фрейда делал ставку. Говорить – но не одно и то же, одними и
теми же словами, а искать новые способы, новые обороты речи, новые
взгляды, новые пути в этом лабиринте.
Вместе с тем нужно
отдавать себе отчет, что подобное блуждание по лабиринтам
бессознательного в ходе любой психотерапии имеет свойство затягивать
пациента. Здесь мы подходим к узловым пунктам, которые, похоже, и
запустили фатальный механизм в судьбе Мэрилин М.
В 1961 году она
отправляет своему другу Норману Ростену полный отчаяния набросок
стихотворения «После года психоанализа»:
«Помогите, помогите,
Помогите
Я чувствую, как жизнь
подходит ближе,
но все, чего я хочу,
это умереть
Крик –
Ты возник и оборвался в
воздухе,
а что было между этим?»
Мэрилин Монро и Ральф
Гринсон продолжали психоанализ на протяжении двух лет. За это время им
удалось приблизиться к пониманию ряда особенностей психики Мэрилин и их
причин, но, продвигаясь, Гринсон не придавал значения важному
обстоятельству. К моменту встречи с ним актриса, несмотря на свою
огромную тревожность, связанную с переживаниями о матери, невозможностью
иметь детей, непостоянством любовных отношений, продолжала вести
относительно целостную жизнь и занималась главным, обожаемым делом –
кино: «…работаю (выполняю задачи, которые себе поставила)… На сцене –
меня не накажут за это, не выпорют, не станут запугивать, не разлюбят и
не отправят в ад гореть с плохими людьми, заставив считать себя тоже
плохой…».
Не стоит недооценивать и
волевое начало Мэрилин, ведь образ, который боготворил весь мир, был
плодом ее собственных колоссальных усилий, дисциплины и постоянной
работы: «…если бы у меня не было самоконтроля или воли, чтобы заставить
себя делать что-то простое и делать это правильно, я никогда не смогла
бы играть роль или делать что-то – я не знаю – ничего не знаю. … Я знаю
лишь то, что я хочу работать».
Как у любого взрослого
сформировавшегося человека, у нее сложился определенный набор защитных
механизмов, обеспечивавших сохранность личности и ее целостности, пусть
и не очень здоровой. Безусловно, часть из них представляла собой
регрессию к примитивным формам и действиям, как, например, оглушение
себя наркотиками и алкоголем; беспорядочные сексуальные связи;
постоянное желание сниматься, чтобы идентифицировать себя, подкреплять
самооценку через любовь мужчин и толпы поклонников: «Почему я обречена
на эту пытку? или почему я чувствую себя человеком в меньшей степени,
чем остальные (я всегда чувствовала себя так, будто я существо низшее,
почему, другими словами, я хуже всех, почему?)».
Цель психоаналитической
психотерапии заключается в том, чтобы сделать эти защитные механизмы,
образовавшие «броню», менее жесткими, придать поведению и реакциям
человека достаточную гибкость, которая позволила бы ему максимально
эффективно вписываться в меняющиеся реалии жизни. Мэрилин с трудом
адаптировалась к новым возрастным кризисам.
Структуру ее личности
можно было бы уподобить хитиновой защитной оболочке некоторых животных и
насекомых, которая не способна расти дальше, задерживая рост всего
организма. В природе в ходе линьки животное сбрасывает мешающий покров,
меняет цвет и даже внешний вид, обновляясь для дальнейшей жизни.
Применительно к психоанализу это означает, что перед Ральфом Гринсоном
стояла задача разобрать «каркас» защитных механизмов личности,
складывавшийся у Мэрилин годами, и помочь ей сформировать новый, менее
жесткий и деструктивный. Однако очевидно, что Гринсон недооценил
серьезность положения Мэрилин, которая на какой-то период осталась без
привычной защитной брони лицом к лицу со своей неуверенностью, болью и
страхом, которые все время сопровождали ее. Вполне возможно, что
трагедия Мэрилин Монро пришлась на тот временной зазор, когда предыдущий
защитный каркас личности был снят, а новый еще не успел сформироваться.
Второй момент, который
необходимо акцентировать, связан со сложностью проработки боли, которая
проистекает от невосполнимой утраты значимого объекта. Боль от
вынужденного отделения, связанного в прошлом, скажем, со смертью,
тяжелым расставанием или невозможностью получить душевный отклик от
близкого человека, порождает сильное ощущение дефицитарности. Рискуя
навлечь на себя гнев коллег, замечу, что в таких случаях проработка боли
в полном объеме нецелесообразна, более того – небезопасна. Недаром
Гринсон, обсуждавший случай Мэрилин с Анной Фрейд, был вынужден
признать, что иногда в процессе работы с пациентом мы сталкиваемся с
тем, что неподвластно психоанализу, и терпим сокрушительное поражение от
того, что гораздо сильнее нас.
В случае с ампутированной
ногой вряд ли перспективно расспрашивать у пациента, какого рода
фантомные боли он ощущает: покалывает ли, мерзнет ли нога, которой нет.
Тем самым врач только заостряет внимание пациента на мыслях об утрате,
мешающих восстановлению организма в целом. Не такую ли картину мы
наблюдаем у человека, который и без того чувствует себя «психологическим
калекой», лишенным опоры? Дефицитарность – это тупик. Есть боль и
утрата, которая невосполнима и не компенсируема другими средствами. Что
если признать это? Помочь человеку принять жестокую правду: ноги уже нет
и не будет – и помочь ему научиться ходить с протезом. Показать не то,
чего он был лишен, а что еще сможет получить в жизни. Сможет снова
ходить, работать, любить.
Речь идет не о частных
рекомендациях, но об общем стратегическом векторе терапии: не к прошлому
– а в будущее. Кто знает, не просчитайся Ральф Гринсон со сроками,
отмени медикаментозную поддержку, переключи Мэрилин на новые цели… и
трагедии можно было бы избежать? Для психотерапевтов «случай Мэрилин М.»
– призыв отказаться от шаблонных подходов и напоминание о необходимости
быть предельно деликатными во всем, что касается тонких граней
человеческой души, мерцающей, как свеча на ветру.
«Психологическая
газета: Мы и Мир» (№5[177]2011)
|
